После падения Жиронды власть Франции в напряжённой обстановке оказалась в руках яко-бинцев. Якобинцы заняли ведущее положение в Конвенте и опирались на поддержку Парижской коммуны .

Главным органом якобинской диктатуры стал Комитет общест-венного спасения, в состав которого вошли наиболее радикальные якобинцы во главе с Робеспьером.

Якобинцы уничтожили все ос-татки «Старого порядка» в деревне. Одновременно были предпри-няты решительные меры по подавлению восстания в Вандее, куда из Парижа направлялись «адские колонны» революционных войск. Принятый якобинским конвентом декрет объявлял спекуляцию уголовным преступлением, за которое полагалась смертная казнь с конфискацией имущества спекулян-тов.

Для отражения внешней угрозы в августе 1793 г. началась всеобщая мобилизация. Проведённая яко-бинцами военная реформа привела к созданию пер-вой в истории массовой национальной армии, пре-восходившей по численности наёмные войска других государств . На командные должности в армии выдви-нулись талантливые полководцы.

Якобинская диктатура вошла в историю благодаря не столько своим преобразованиям, сколько террору, превратившемуся в главное средство решения поли-тических проблем. По решению Конвента была соз-дана особая Революционная армия и принят декрет, в соответствии с которым все подозрительные лица подлежали не-медленному аресту «впредь до заключения мира».

«Подозрительными» объявлялись люди , которые «своим поведением или связями, речами или сочинениями проявили себя как сторонники тира-нии, феодализма и враги свободы»; все те, кто не мог удостоверить «ис-точники своего существования и факт исполнения своих гражданских обя-занностей», и многие другие. Список «подозрительных» пополнили также нарушители принятых вскоре декретов об установлении максимума цен и заработной платы. Установление максимума привело к почти полному ис-чезновению товаров из продажи и к расцвету подпольной торговли. Рево-люционная армия начала свой кровавый поход по стране. В департаменты были направлены комиссары Конвента с чрезвычайными полномочиями, которые стали проводниками политики террора на местах. Одним из самых страшных преступлений эпохи террора стало разрушение крупнейшего экономического центра Франции г. Лиона и массовые расстрелы его насе-ления. В Нанте по приказанию комиссара Конвента несколько тысяч чело-век утопили в Луаре.

Против политики Робеспьера, т.е. против якобинской диктатуры, выступили так назы-ваемые «снисходительные». Их лидер Дантон успеш-но сочетал революционную деятельность с личным обогащением, используя широкие возможности, пре-доставленные для этого революцией. Дантон высту-пал против крайностей революционной диктатуры и за отказ от террора. С другой стороны, радикаль-ные якобинцы требовали ужесточения мер против нуворишей и спекулянтов. Весной 1794 г. новая волна террора смела с политической арены обе эти группи-ровки, а после этого истребительная машина зарабо-тала в ещё более бешеном темпе. Декретом о Револю-ционном трибунале вводилось настолько широкое понятие «враг народа», что под него можно было под-вести едва ли не всё население Франции. В итоге логика «револю-ционной необходимости» и беспощадной «войны за свободу» при-вела группировку Робеспьера к полной изоляции и краху якобин-ского режима.

Якобинская диктатура: политика террора (1793-1794)

Вот уже два столетия продолжаются споры историков о феномене Террора во Французской революции. Но какие бы его интерпретации не предлагались, в них неизменно звучали три доминирующих мотива. Одни считали, что политика робеспьеристов отвечала интересам неимущих слоев ("социальный мотив"), другие - что она была утопична и противоречила любым реальным интересам вообще ("мотив утопии"), третьи стремились представить террор как порождение "фатальной силы вещей" ("мотив обстоятельств»). Любопытно, что на обстоятельства военного времени как на причину Террора никто из рассмотренных нами авторов тогда не ссылался.

Творцы же "черной легенды" Робеспьера приписывали свергнутым "тиранам" безграничное честолюбие, кровожадность, человеконенавистничество и прочие отвратительные качества, фактически сводя причины Террора к психологическим особенностям нескольких, стоявших у власти индивидов. Но с начала 1795 г. зазвучала мысль, что в основе действий робеспьеристов лежала некая законченная система представлений о конечной цели революции, правда, относительно содержания этого идеала высказывались разные точки зрения.

"Социальный мотив"

В известном памфлете Гракха Бабефа "О системе уничтожения населения", увидевшем свет в 1796 г., утверждалось, что Робеспьер и его "партия" следовали тщательно разработанному плану перераспределения имуществ в пользу бедняков, для чего занимались массовым истреблением крупных собственников. Он выдвинул также совершенно фантастическую гипотезу о намерении робеспьеристов уничтожить часть и самих бедняков с целью избавиться от избыточного населения. По его мнению, Неподкупный и его окружение, проводя политику Террора, руководствовались заботой о неимущей части общества и стремились к установлению "подлинного равенства".

Ф. Буонарроти называл сторонников Неподкупного "друзьями равенства" и утверждал, что их доктрина предполагала установление "справедливого" общественного строя путем перераспределения собственности в пользу неимущих: "Устройство складов, где хранились запасы, законы против спекулятивных скупок, провозглашение принципа, в силу которого народ становился собственником предметов первой необходимости, законы об уничтожении нищенства, о распределении государственной помощи, а также общность, господствовавшая тогда среди большинства французов, являлись одними из предварительных условий нового порядка. По мнению Буонарроти, Террор был прежде всего средством реализации социально-экономической программы революционного правительства: "Мудрость, с какой оно подготовило новый порядок распределения имуществ и обязанностей, не может ускользнуть от взоров здравомыслящих людей... В конфискации имущества осужденных контрреволюционеров они усмотрят не фискальное мероприятие, а обширный план реформатора".

П.Т. Дюран де Майян считал Робеспьера "народным диктатором, мало-помалу возвысившимся, благодаря расположению к нему черни". По мнению этого автора, Робеспьер и его сторонники-монтаньяры хотели, чтобы "наказание богатых врагов революции обернулось выгодой для бедных патриотов". Он относился к подобным устремлениям крайне отрицательно.

"Мотив утопии"

Наиболее ярко он представлен в 1795 г. видным политическим деятелем Э.Б. Куртуа. По убеждению автора доклада, трагедия Террора стала результатом грубого нарушения естественного хода вещей, в соответствии с которым до того времени развивалась революция: "Всемирный разум, ...что приводит в движение миры и обеспечивает их гармонию, был подменен разумом одной партии... Революция, которую считали более или менее постепенным переходом от зла к благу, была отныне уподоблена лишь удару молнии. Причину столь фатального развития событий автор доклада видел в желании робеспьеристов провести в жизнь путем жесточайшего государственного принуждения умозрительно созданный ими план социального устройства, совершенно не учитывавший реального положения дел. В своем стремлении реализовать подобную утопию сторонники Робеспьера проявляли упорство религиозных фанатиков, не останавливаясь ни перед чем ради достижения поставленной цели. Эта попытка силой втиснуть реальную общественную жизнь в абстрактную схему имела самые печальные последствия: робеспьеристская политика привела к разрушению торговли, предпринимательства, искусств и ремесел, - отмечал автор доклада.

Английский мыслитель Берк подчеркивал, что уникальность французских событий заключалась именно в той ведущей роли, которую в них играла идеология разрыва с прошлым, - в абсолютном неприятии деятелями революции существовавших до нее социальных реалий: "Французские революционеры недовольны всем; они отказываются хоть что-нибудь реформировать; они ничего не оставляют без изменения, да-да, совсем ничего". Он также пришел к выводу, что во время господства якобинцев пропасть между реальностью и тем абстрактным идеалом, к которому они пытались привести нацию, была как никогда широка. В 1796 г. он дал якобинцам такую характеристику: "Эти философы - фанатики, не связанные с какими-либо реальными интересами, они с таким тупым остервенением проводят безрассудные эксперименты, что готовы принести в жертву все человечество ради успеха даже самого незначительного из своих опытов".

Подобное объяснение феномену Террора предложила А.Л.Ж. де Сталь, активная участница революционных событий и автор одной из первых исторических работ о них. Эпоха Террора, по ее утверждению, была отмечена беспрецедентным господством политического фанатизма. Машина террора, сложившаяся в значительной степени стихийно, в якобинский период приводилась в действие пружиной идеологии. Большинство же политиков (за исключением Неподкупного) не оказывали практически никакого влияния на ход событий: "Политические догмы, царили в то время, но уж никак не люди".

Монтаньяр Левассер, отмечал в своих мемуарах, что политика этой "партии" строилась в соответствии с теоретическими принципами, едва ли осуществимыми на практике. Причем верность робеспьеристов своей доктрине доходила, по словам Левассера, до фанатизма: "Робеспьер и Сен-Жюст в применении своих теорий не останавливались ни перед чем; оспаривать их идеи значило объявить себя их личным врагом, а это могло закончиться только смертью". Он характеризовал Робеспьера и Сен-Жюста как "людей непреклонных, руководствовавшихся принципами и искренне желавших республики, хотя для ее победы они оказались способны применить и кровавые методы".

«Мотив обстоятельств»

После реставрации Бурбонов роялистская публицистика обрушила на революцию жесточайшую критику, фактически отождествив ее с Террором. Вот тогда-то в воспоминаниях бывших революционеров и людей им сочувствующих зазвучал "мотив обстоятельств". Например, известный писатель Ш. Нодье обозначил его следующим образом: "События бывают гораздо сильнее характеров и... если некоторые люди давили на своем пути народы, то потому, что их толкала сила столь же непреодолимая, как та, что пробуждает вулканы и низвергает водопады". Этот же "мотив" есть и у Левассера: "Никто не думал устанавливать систему террора. Она была создана силой обстоятельств...". По его словам, репрессии 1793-1794 гг. были вызваны необходимостью борьбы с интервенцией и внутренней контрреволюцией.

"Мотив обстоятельств" преобладал у Б. Барера и Л. Карно. "События показали, - писал Барер, - что не было иного пути к спасению Франции и свободы и что Конвент избрал единственный способ обеспечить национальную оборону". Террор был необходимым средством защиты, ответом ударом на удар, - так считал Карно.

Ж. Фуше ссылался на то, что внешнее и внутреннее положение Франции не оставляло возможности для выбора. О себе "палач Лиона" писал, что "вынужден был приспосабливаться к языку эпохи и платить дань роковой силе обстоятельств".

Бывший монтаньяр А. Тибодо в своих воспоминаниях также писал о стихийном характере возникновения и распространения Террора. "Ничто не было так далеко от систематичности, как террор... - утверждал он. - Именно сопротивление внешних и внутренних врагов революции мало-помалу довело дело до террора".

Итоги террора.

Не сбылись мечты о пересоздании французского народа по морально-культурному типу, измышленному последователями Руссо и Мабли. Не к уравнению состояний привел Т., а лишь к насильственному их перемещению в руки спекулянтов, дельцов и пособников Т. Ничего не выиграли и крестьяне от эпохи Т., а многие из них пострадали.

Принудительные меры правительства времен Т. так парализовали промышленность и торговлю, что оно могло лишь с величайшими усилиями и жертвами поддерживать в Париже прежнюю цену на хлеб, которого было так мало.

Моральный результат его: он не пересоздал французского народа в том смысле, как надеялись Робеспьер и Сен-Жюст, но произвел переворот в настроении и образе мысли французов: "Т. сокрушал все умы, давил на все сердца; он составлял силу правительства, а она была такова, что многочисленные обитатели обширной территории как будто утратили все качества, отличающие человека от скотины. Казалось, что в них осталось лишь на столько жизни, сколько правительству было угодно им предоставить. Человеческое я не существовало более; индивидуум превратился в автомат: ходил, возвращался, мыслил или переставал мыслить, сообразно с тем, как его толкала или вдохновляла общая тирания".

Этот моральный переворот сопровождал собою политический переворот. Террористы внесли в войну и в политику тот же дух насилия и деспотизма, которым проникнуто было их внутреннее управление. Их войны были проявлением гордыни и властолюбия. Господство террористов послужило переходом от народовластия в смысле свободы, из которого исходила революция, к власти над народом, которою она окончилась.

Был ли Террор необходим?

Некоторые утверждают, что Террор был необходим для спасения Франции. Кине, страстный поклонник революции, возразил на это: "Упрямая иллюзия террористов - в том, что они взывают к успеху, чтобы оправдать себя перед потомством. На самом деле лишь успех мог бы оправдать их. Но где же он, этот успех? Террористы были поглощены эшафотом, который они соорудили; республика не только погибла, но стала ненавистна, контрреволюция победоносна, деспотизм заступил место свободы, за которую целый народ клялся умереть. Это ли успех? Сколько раз еще будут повторять бессмыслицу, что гильотина была необходима для спасения революции, которая не была спасена?".

Это слово обозначает: 1) членов Якобинского клуба в Париже и в провинциальных клубах, находившихся с ним в сношениях и 2) особую политическую партию или толк.

Якобинский клуб – возникновение

Якобинский клуб имел громадное влияние на ход французской революции 1789 г. Не без основания было сказано, что революция росла и развивалась, падала и исчезла в связи с судьбой этого клуба. Колыбелью Якобинского клуба был Бретонский клуб, т. е. совещания, устроенные несколькими депутатами третьего сословия Бретани по прибытии их в Версаль на генеральные штаты еще до открытия их. Инициатива этих совещаний приписывается д"Эннебону и де Понтиви, принадлежавшим к числу наиболее радикальных депутатов своей провинции. Вскоре в этих совещаниях приняли участие депутаты бретонского духовенства и депутаты других провинций, державшиеся разных направлений. Тут были Сийес и Мирабо , герц. д"Эгильон и , аббат Грегуар, Барнав и Петион. Влияние этой частной организации дало себя сильно почувствовать в критические дни и 23 июня 1789 . Когда после «похода на Версаль» 5-6 октября 1789 король и Национальное собрание перешли в Париж, Бретонский клуб распался, но бывшие его члены стали снова собираться сначала в частном доме, потом в нанятом ими помещении в монастыре якобинских монахов (Доминиканского ордена) близ манежа, где заседало Национальное собрание . В заседаниях принимали участие и некоторые из монахов; поэтому роялисты прозвали членов клуба в насмешку Якобинцами, сами же они приняли наименование Общества друзей конституции. На самом деле политическим идеалом тогдашнего якобинского клуба была конституционная монархия, как ее понимало большинство Национального собрания. Они называли себя монархистами и признавали своим девизом закон. С точностью дата открытия клуба в Париже - в декабре 1789-го или январе следующего года - неизвестна. Устав его был составлен Барнавом и принят клубом 8 февраля 1790 г. Неизвестно (так как сначала не велись протоколы заседаний), когда стали принимать в число членов посторонних, т. е. не-депутатов.

Якобинский террор

Когда число членов разрослось, организация клуба значительно усложнилась. Во главе стоял председатель, избиравшийся на месяц; при нем было 4 секретаря, 12 инспекторов, и, что особенно характерно для этого клуба, 4 цензора; все эти должностные лица избирались на 3 месяца: при клубе было образовано 5 комитетов, указывающих на то, что самый клуб принял на себя как бы роль политического цензора по отношению к национальному собранию и Франции - комитеты по представлению (цензуре) членов, по надзору (Surveillance), по администрации, по докладам и по переписке. Сначала заседания происходили 3 раза в неделю, затем ежедневно; публика стала допускаться на заседания лишь с 12 октября 1791 г., т. е. уже при законодательном собрании. В это время число членов клуба достигло 1211 (по голосованию в заседании 11 ноября).

Еще раньше (с 20 мая 1791 г.) клуб перенес свои заседания в церковь Якобинского монастыря, которую он нанял по упразднении ордена и конфискации его имущества, и в которой заседания его происходили до закрытия клуба. Вследствие наплыва не депутатов изменился состав клуба: он стал органом того общественного слоя, который французы называют la bourgeoisie lettréе ("интеллигенция"); большинство состояло из адвокатов, врачей, учителей, ученых, литераторов, живописцев, к которым примыкали и лица из купечества. Некоторые из этих членов носили известные имена: врач Кабаний, ученый Ласепед, литератор М. Ж. Шенье, Шодерло де Лакло, живописцы Давид и К. Верне, Ла Гарп, Фабр д"Эглантин, Мерсье.

Хотя с большим наплывом членов умственный уровень и образовательный ценз прибывающих понижался, однако парижский якобинский клуб до конца сохранил две первоначальные свои черты: докторальность и некоторую чопорность по отношению к образовательному цензу. Это выразилось в антагонизме по отношению к клубу Кордельеров, куда принимались люди без образования, даже безграмотные, а также в том, что самое вступление в Якобинский клуб обусловливалось довольно высоким членским взносом (24 ливра ежегодно, кроме того при вступлении еще 12 ливров). Впоследствии при Якобинском клубе было организовано особое отделение, под названием "братское общество для политического воспитания народа", куда допускались и женщины; но это не изменило общего характера клуба. Клуб обзавелся собственной газетой; редакция ее была поручена Шодерло де Лакло, находившемуся в близких отношениях к герцогу Орлеанскому; самую газету стали называть "Монитером" орлеанизма. В этом обнаружилась известная оппозиция против Людовика XVI; тем не менее Якобинский клуб сохранял верность провозглашенному в его названии политическому принципу. С этого пути его не сбило бегство короля и его задержание в Варенне. Вызванные этими событиями столкновения среди клуба произвели, однако, раскол между членами; более умеренные из них в большом числе вышли из клуба и основали новый, под названием фёльянов . Приверженцы этого направления составили потом правую в законодательном собрании .

Радикализация якобинского клуба, открытие провинциальных отделений

Между тем по образцу парижского Якобинского клуба стали возникать подобные клубы в других городах и даже деревнях: их было около тысячи; все они вступили в переписку и сношения с парижским, признавая себя его отделениями (affiliations). Преобладание Парижа и стремление к централизации, присущие "старому порядку", резко выразились в этом явлении; воздействие парижского клуба на провинциальные сыграло большую роль в революционном перевоспитании Франции и значительно содействовало окончательному торжеству принципа централизации в этой стране. Отделение от Якобинцев более умеренных фёльянов усилило в Якобинском клубе его радикальные элементы. Для дальнейшей его судьбы было очень важно, что в распре между фёльянами и Якобинцами провинциальные клубы приняли сторону последних. На происходивших в начале сентября 1791 г. выборах в законодательное собрание якобинцы успели в число 23 депутатов Парижа провести только 5 вождей клуба; но влияние его росло, и на выборах в парижский муниципалитет, в ноябре, якобинцы одержали верх. "Парижская коммуна" с этого времени становится орудием Якобинского клуба. Историк Ипполит Тэн так пишет об этом :

С одной стороны в конце июля 1791 года все умеренные люди, друзья, порядка поддерживавшие до сих пор клубы, все конституционалисты и фельяны выходят из них и предоставляют их увлеченьям и грубости крайних, там политика опускается до тона казарм и кабаков, так что с тех пор, где только есть кабак или казарма, может быть основано политическое общество. С другой стороны как раз в то же время были созваны избиратели для избрания нового Национального Собрания и назначения новых местных властей: таким образом, явилась перспектива новой добычи и повсеместно стали возникать общества для захвата её. В течение двух месяцев было основано 600 новых; к концу сентября 1791 года их уж насчитывали 1000, в июне 1792 года – 1200, т. е. столько, сколько было всех городов и местечек. После низвержения престола, под влиянием паники, вызванной прусским нашествием, и среди анархии, равной анархии 1789 года, их набралось точно так же как в июле 1789 столько же, сколько было общин, 26000

Самые влиятельные из парижских газет высказывались за Якобинцев против фельянов. Якобинский клуб основал свой орган, под назв. "Journal des Débats etc.", на место прежней газеты "Journal d. 1. soc. etc.", отошедшей к фельянам. Не ограничиваясь прессой, якобинцы принялись в конце 1791 г. непосредственно влиять на народ; с этою целью видные члены клуба - Петион, Колло д"Эрбуа и сам Робеспьер - посвятили себя "благородному призванию поучать детей народа в конституции", т. е. преподавать в народных школах "катехизис конституции". Более практическое значение имела другая мера - вербовка агентов, которые должны были на площадях или на галереях клуба и национального собрания заниматься политическим воспитанием взрослых и привлекать их на сторону Якобинцев. Этих агентов набирали из военных дезертиров, которые толпами направлялись в Париж, а также из рабочих, предварительно посвященных в идеи Якобинцев. В начале 1792 г. таких агентов было около 750; они состояли под начальством бывшего офицера, получавшего приказания от тайного комитета Якобинского клуба. Агенты получали по 5 ливров в день, но вследствие большого наплыва цена эта спустилась до 20 су. Большое воспитательное значение в смысле якобинском имели галереи Якобинского клуба, куда набивалась толпа в 1500 человек; места занимались с 2 часов, хота заседания начинались только в 6 часов вечера. Клубные ораторы старались держать эту толпу в постоянной экзальтации. Еще более важным средством для приобретения влияния был захват галерей в законодательном собрании через агентов и руководимую ими толпу; этим путем Якобинский клуб мог производить непосредственное давление на ораторов законодательного собрания и на голосование. Все это стоило очень дорого и не покрывалось членскими взносами; но Якобинский клуб пользовался крупными субсидиями герцога Орлеанского, или обращался к "патриотизму" своих состоятельных членов; один из таких сборов доставил 750000 ливров.

Якобинцы в период падения монархии (1792)

Несмотря на уход фёльянов из Якобинского клуба, среди последнего с начала 1792 г. возник новый раскол; в нем стали выделяться две партии, которые потом боролись в конвенте под именем Жирондистов и Якобинцев, сначала эта борьба скрывалась под антагонизмом двух вождей - Бриссо и Робеспьера. Разногласие между ними и их приверженцами особенно ярко обнаружилось в вопросе об объявлении войны Германской империи, за которое стоял Бриссо. Отношения лиц и партий еще более обострились, когда Людовик XVI согласился составить министерство из людей, близких к кружку депутатов Жиронды. Восстание 10-го августа, приведшее к низвержению монархии, останется непонятным тому, кто не знает деятельности Якобинского клуба с 28 июня по 10 августа. Члены его систематически подчинили своему непосредственному воздействию три силы, которые они повели на приступ против короля и конституции: федератов, секции и коммуну. Федераты, т. е. прибывшие из департаментов добровольцы, были подчинены влиянию Якобинского клуба с помощью центрального комитета из их среды, который имел тайные заседания в Якобинском клубе. Этот комитет выбрал из своего состава 5 членов, составивших тайную директорию, и к этим 5 лицам было присоединено 10 Якобинцев. Это был штаб революционного ополчения, направленного на Тюильри. Посредством агитации в секциях была подготовлена "инсуррекционная коммуна", которая в ночь с 9 на 10 августа захватила ратушу и парализовала защиту дворца национальной гвардией, убив ее командира. По свержении короля, Якобинский клуб настаивал на немедленном предании его суду. 19 августа было предложено заменить прежнее название клуба "друзей конституции" новым: "общество якобинцев, друзей свободы и равенства"; большинство отклонило это название, но 21 сентября оно стало прозвищем клуба. В то же время было постановлено произвести "очищение" клуба от недостойных членов и для этого избрана комиссия. В "сентябрьских убийствах " Якобинский клуб, как таковой, не принимал непосредственного участия, но в солидарности с ними вождей клуба не может быть сомнения; это подтверждается как содержанием их речей в это время и свидетельством их товарищей по клубу, например, Петиона, так и откровенно заявленным членами клуба одобрением убийств по окончании их.

Борьба жирондистов и якобинцев

В дальнейшей деятельности Якобинского клуба господствовал принцип террора . В первом своем периоде "общество друзей конституции" было политическим клубом, влиявшим на образование общественного мнения и настроение национального собрания; во втором периоде оно стало очагом революционной агитации; в третьем Якобинский клуб стал полуофициальным учреждением правительствующей партии, органом и вместе с тем цензором национального конвента. Этот результат был достигнут лишь путем долгой борьбы. Национальный конвент , открывшийся 21 сентября 1792 г. сначала туго поддавался влиянию Якобинского клуба. Причины этому нужно искать в славе и популярности Жирондистов , вожди которых, благодаря своему красноречию, господствовали в конвенте и увлекали за собой, кроме своей партии, колеблющийся центр (болото). Но вот начинается борьба между Якобинцами и Жирондистами - борьба двойная: в конвенте и в клубе. В первом преобладают Жирондисты и наступают на своих противников, пытаясь привлечь их вождей, депутатов Парижа, к ответственности за сентябрьские убийства. Параллельно с этим Якобинцы в клубе нападают на Жирондистов и вытесняют их из него. Хотя в начале октября Жирондисты одержали верх над своими соперниками на выборах парижского мэра, им нельзя было оставаться в клубе, и к январю 1793 г. они исчезли из него, не возобновив своих взносов, или вычеркнутые посредством "очищения". Конвент и клуб стали, таким образом, противоположными полюсами политической жизни. Клуб был очищен от Жирондистов; в конвенте они господствовали. Якобинцам оставалось одно: вытеснить своих противников и из конвента. Эту задачу они и преследовали систематически до весны 1793 г. Из эпизодов этой борьбы, насколько она происходила в стенах клуба, особенно характерно для Якобинцев их стремление подчинить себе прессу и провинциальные клубы. Осенью 1792 г. почти вся парижская пресса, не исключая и газеты, выходившей при самом клубе, была на стороне Жирондистов, вследствие чего подвергалась ожесточенным нападкам со стороны членов клуба. Было постановлено подвергать предварительной цензуре все сообщения репортеров и, после "нескольких братских предостережений, выгонять всех литераторов, не стоящих на высоте якобинизма". В это же время центральный клуб был очень озабочен отношением к нему провинциальных клубов, в которых после сентябрьских убийств произошла сильная реакция против якобинства. Клубы многих значительных городов - Марселя, Бордо и др., - прямо отреклись от парижского и прекратили переписку с ним. Но обстоятельства благоприятствовали развитию якобинизма в стране: вновь возникавшие клубы примыкали по-прежнему к парижскому и он благополучно пережил кризис. Попытки Жирондистов захватить руководство конвентом посредством комиссии двенадцати и подчинить этому руководству коммуну и анархические элементы Парижа ускорила развязку кризиса: восстания 31 мая и 2 июня привели к удалению Жирондистов из конвента и аресту их. Эта победа развязала руки Якобинскому клубу и возложила на него новую роль - организацию правительственной власти и контроль над ней. Вместе с тем клуб перешел из оппозиционного положения во владычествующее и потому вступил в борьбу с оппозиционными элементами.

Якобинская диктатура

Новым правительственным органом становится комитет "Общественного спасения", находившийся прежде в руках Жирондистов, а теперь занятый Якобинцами. Не раз, и еще 24 июля, Робеспьеру приходилось отстаивать комитет общественного спасения в Якобинском клубе - а 27 июля он сам вступает членом в этот комитет. Цепь этим замыкается: руководитель Якобинского клуба становится в то же время руководителем высшего правительственного органа, распоряжающегося как исполнительной властью (министерством), так и законодательной (конвентом). Якобинский клуб сделался ментором центрального правительственного органа, но Франция еще не была завоевана; местные власти во многих случаях по-прежнему держались политики падшей партии. И вот, якобинский клуб захватывает власть над провинцией посредством местных Якобинских клубов. 27 июля издается закон, угрожающий всем местным властям, военным командирам и частным лицам 5 или 10 годами заключения в цепях за противодействие "народным обществам" (sociétés populaires) или за распущение их. С другой стороны, Якобинский клуб отстаивает правительственную, т. е. свою политику и слева, т. е. против крайних революционеров, очагом которых продолжает быть клуб кордельеров, но которые нередко переносят борьбу в заседания самого Якобинского клуба. Хотя составленная якобинской партией в конвенте конституция 1793 г. нашла себе горячих защитников в Якобинском клубе, она вовсе не соответствовала настоящей цели главных вождей этой партии. Якобинцы провели и отстаивали ее для того, чтобы устранять конституцию, составленную Жирондистами на почве непосредственного народовластия. Якобинская конституция была несколько умереннее в этом отношении, но все же и она предоставляла верховную власть народным массам - а это вовсе не входило в виды Якобинцев. Представляя собой меньшинство в стране, они не желали выпустить власть из своих рук. Захват власти якобинцами вытекал не только из их положения: он был следствием их политического темперамента и условием для осуществления их политических идеалов. Только с помощью неограниченной власти они могли удовлетворить своей злобе против ниспровергнутого революцией порядка и связанных с ним интересов и классов людей; только с помощью кровавого деспотизма они могли навязать Франции свою социальную программу. Наступил тот кризис в истории революции, который разбивает ее на две противоположные по духу половины - эпоху стремления к свободе, перешедшей в анархию, и эпоху стремления к централизации власти, перешедшей в террор. В этой перемене фронта революции Якобинский клуб сыграл выдающуюся роль, подготовляя кризис, внушая партии и конвенту соответствующие меры и отстаивая новую программу в Париже и в провинциях через свои разветвления. Самый клуб действовал большей частью под внушением Робеспьера. 10 августа, в годовщину низвержения монархии, происходило торжество, во время которого 8000 депутатов, высланных кантонами, передали конвенту результаты голосования по принятию конституции . Следствием этого должно было быть распущение конвента и замена его другим собранием; но на следующий день Робеспьер произнес в клубе речь , в которой доказывал, что такая мысль исходит от изменников, от подкупленных Лондоном и Берлином газетчиков, и имеет целью заменить "очищенный" конвент креатурами Питта и Кобурга.

Конвент остался, и власть сосредоточилась в Комитете общественного спасения, состав которого уже не возобновлялся ежемесячно, согласно регламенту, а оставался тот же. По требованию тогда же были преобразованы полицейский комитет и революционный трибунал в террористическом смысле. По конституции во Франции царило неограниченное народовластие; в действительности она повиновалась неограниченному правительству. Могущество и деспотизм этого правительства были основаны на полном согласии двух главных органов власти и авторитета - Комитета общественного спасения и Якобинского клуба, а это согласие обусловливалось тем, что один и тот же человек преобладал в обоих органах: Робеспьер. Недаром Европа того времени называла и считала Робеспьера диктатором Франции. Но как ни сильна была эта диктатура, она держалась борьбой; справа и слева от нее проявлялась схизма, которую нелегко было устранять. Самый глубокий раскол был вызван религиозным вопросом - антагонизмом не между католицизмом и неверием, а между спиритуализмом и материалистическим атеизмом. Представителем последнего был прокурор парижской коммуны, Эбер, тогда как Робеспьер, поклонник Руссо, держался спиритуализма. Состязание между этими двумя направлениями имело громадное значение для всей правительственной политики, но оно происходило исключительно в стенах Якобинского клуба. Всю зиму 1793-1794 гг. велась борьба, и победа нелегко досталась Робеспьеру. Ничто не обнаруживает так наглядно могущество и значение Якобинского клуба, как то, что исключение из него обозначало собой тогда лишение политических прав и обречение на гильотину. Уже в конце ноября Робеспьер нашел нужным произвести очищение клуба, с целью, между прочим, изгнать Эбера. Очищение происходило публично; каждый член обязан был выступить на трибуну и отвечать на делаемые ему упреки. 11 дек. дошла очередь до Эбера. Клуб был еще разделен; Эбер был принят сочувственно, но он не доверял большинству и отрекся от атеизма. Это его не спасло. Преследуемые Робеспьером Эбер и его приверженцы прибегли к кордельерам и стали побуждать их к восстанию. 13 марта 1794 г. Сен-Жюст выступил в конвенте с обвинительным актом против них и в следующую ночь они были арестованы. Робеспьер в своей борьбе с Эбертистами защищал отщепенцев другого рода - Дантонистов, которые были насыщены террором, и своим равнодушием и апатией (как Дантон) или требованием "комитета милости" (как Камил Демулен) выделялись из правоверных Якобинцев. После гибели Эбертистов партия "умеренных" была не нужна Робеспьеру - и она также была принесена в жертву террору. Единство политического толка было восстановлено; авторитет его "учителя" достиг своей высшей точки. 8 июня (20 прериаля) было отпраздновано конвентом с величайшей торжественностью признание "Верховного существа", причем во главе конвента шел избранный им президент Робеспьер. Характерно, что с этим преклонением перед высшим духовным принципом совпало провозглашение, по требованию того же Робеспьера, самого дикого террора, законом 22 прериаля, лишавшим подсудимого перед революционным трибуналом всех судебных гарантий и превращавшим судоговорение в глумление над жертвой и над справедливостью.

За все время террора или якобинской диктатуры Якобинский клуб становится все более и более правительственным учреждением. От него исходила инициатива террора; он же является теперь, со своими разветвлениями, главным орудием правительственного террора. В департаментах комиссары конвента поручают местному Якобинскому клубу надзор за чиновниками и выборными органами и право смещать и заменять их. "Революционные комитеты", т. е. местные полицейские комитеты, имеющие право всякого признать "подозрительным", т. е. арестовать и отдать под суд революционного трибунала, действуют по наущению якобинских клубов. Центральный парижский клуб не только направляет конвент, но и конкурирует с ним в авторитете; занимается не только административными и судебными делами, но и военными, привлекая к ответственности генералов, заподозренных им или ненавистных ему по их происхождению (маркиз Кюстин). Такие услуги клуба правительствующему режиму хорошо оплачивались комитетом общественного спасения, который напр. 15 ноября отпустил 100000 ливр. на поддержку клубов. Деньги эти большей частью шли на возбуждение общественного мнения посредством наемных агентов. Более 1000 человек, в том числе около двух третей женщин, состояли на службе у клуба, который размещал их на галереях клуба, коммуны и революционного трибунала.

Якобинцы в термидорианский период

Однако, тождество интересов и взаимная солидарность между комитетом общественного спасения и Якобинским клубом не были вечны: согласие поддерживалось общей борьбой с оппозицией, и победа над последней разъединила союзников. В Якобинском клубе владычество Робеспьера было теперь нераздельно, но в комитете его торжество обеспокоило членов, которые не разделяли его догматизма и морального ригоризма; закон 22 прериаля заставил их опасаться за собственную судьбу. Они потребовали отмены этого закона. Охлаждение и взаимное недоверие между Робеспьером и примкнувшими к нему Сен-Жюстом и Кутоном с одной стороны, и остальными членами комитета - с другой, перешли в открытую вражду; Робеспьер почти перестал посещать заседания комитета. Он был человек слова, а не дела, был неутомим и смел в обвинениях, доносах и клевете, тщательно подобранных в заранее обдуманных речах, но был нерешителен до трусливости; когда надо было действовать, он стушевывался и исчезал со сцены (напр. 10 августа и в сентябрьские дни). Теперь, когда подготовлялась катастрофа против него самого , он обнаружил такую же немощь. Он удалился в свой Якобинский клуб, не пропускал ни одного заседания и подготовлял новую вылазку против "заговорщиков", "изменников" и "злодеев". Дело окончилось, однако, падением самого Робеспьера , 9 термидора.

Создалась крамольная партия, превратившаяся в конце концов в банду: при её криках, под её угрозами, в Париже и в провинции, на выборах и в парламенте, большинство умолкло, меньшинство вотировало, постановляло, управляло, законодательное собрание было распущено, король лишен престола, Конвент был искалечен. Из всех гарнизонов центральной крепости, монархических, конституционных, жирондистских, ни один не сумел защитить себя, переделать исполнительную власть, обнажить оружие, пустить его в ход на улице; все они при первом нападении, иногда только еще при первом словесном обращении, сдавали свое оружие и теперь цитадель вместе с другими общественными крепостями занята якобинцами.

На этот раз гарнизон совершенно другого рода. Из народной массы, мирной и культурной, Революция отобрала людей фанатичных, грубых, развращенных и поэтому потерявших всякое уважение к ближнему. И вот из кого состоит новый гарнизон: из ослепленных своими догматами фанатиков, из зачерствевших, благодаря своему ремеслу, мясников, из цепляющихся за свои места честолюбцев. По отношению к человеческой жизни и собственности эти люди не знают никаких стеснений, так как они приноровили теории, как им это было удобнее, и достигли того, что верховенство народа превратилась в их собственное верховенство.

Усвоенная якобинцем доктрина искушала его не столько своими софизмами, сколько обещаниями; убежденный в правоте своей теории, он был склонен преувеличивать свои права; держась правоверной догмы, он приобретал в своих глазах право властвовать над теми, кто был ей чужд; в этом отношении он являлся не узурпатором, а спасителем людей, становился законным их властителем, непогрешимым жрецом. Отсюда надменный тон, властный язык якобинцев. Вводя в жизнь правоверную теорию, якобинец возвышался в своих глазах не только в умственном отношении, но и нравственно; он олицетворял собою не только истину, но и добродетель; противодействовать ему - не только безумие, но и преступление; его призвание - бороться с злодеями, обеспечить торжество добродетели сокрушением нечестивых; на этом основании его жестокость становится в его глазах новой добродетелью. При таких условиях эволюция типа порождает два уродства: потерю здравого смысла и извращение нравственного чувства. Согласно Тэну :

По мнению якобинца, государство принадлежит ему, и он полагает, что государство заключает в себе все частное, и тело и душу отдельных граждан; поэтому все ему принадлежит только благодаря одному тому факту, что он якобинец, и он вполне законно является и царем и папой. Ему нет никакого дела до истинной воли французов, свой мандат он получил не вотумом, он получил его свыше, он ему дарован Истиной, Разумом, Добродетелью. Он один просвещенный человек, он один патриот, он один достоин начальствовать, и он в своей надменной гордости считает всякое сопротивление преступлением. Если большинство протестует, значит оно глупо или подкуплено, в обоих этих случаях оно заслуживает, того, чтобы оно было сокрушено и оно будет сокрушено.

И поэтому с самого начала якобинец ничем другим и не занимался, как восстаниями и насильственными захватами, грабежами и убийствами, насилиями над частными, должностными лицами, над собраниями, посягательствами на закон, на государство, и нет насилий, которых бы он не свершил. Инстинктивно он всегда вел себя сувереном, он был уже им тогда, когда являлся частным человеком и членом клубов, теперь‑то он во всяком случае не перестанет им быть, раз ему принадлежит законная власть, тем более, что он сознает, что погибнет, если ослабить бразды правления и что для спасения от эшафота у него только одно средство – диктатура. Такой человек не даст себя выгнать подобно своим предшественникам, напротив, он заставит себе повиноваться, во что бы то ни стало

Ключом к объяснению якобинцев должно служить непонятное на первый взгляд противоречие их по отношению к принципам свободы и народовластия. Выступив фанатическими приверженцами этих принципов, они стали потом с таким же фанатизмом проводить в жизнь принцип авторитета и безусловной диктатуры. Этот крутой поворот в их политике историки революции сначала объясняли внешними историческими обстоятельствами - враждой Европы против французской революции, необходимостью дать ей отпор с напряжением всех сил страны; другие ссылались на борьбу с внутренними врагами; можно указать также на влияние традиций старого порядка с его абсолютизмом и централизацией. Все это на самом деле объясняет и среду, и момент, когда приходилось действовать якобинцам, и должно быть принято в расчет; но суть дела в естественном, самопроизвольном возникновении якобинского типа. Его корнем является глубочайший эгоизм, побуждающий людей известного темперамента искать владычества над другими и при отсутствии сдержек, вырождающийся в необузданное самомнение в области идей и самоуправство в жизни, в вопросах социальных и экономических. Там, где он встречает преграды в социальном строе и где общество восприимчиво к идее равенства, такой эгоизм ищет опоры в демократическом принципе, в коллективном праве, в идее народовластия; но все это лишь средства, чтобы в союзе с другими и во имя их прав возвыситься и устранить преграды. Когда это достигнуто, индивидуальный эгоизм неудержимо выступает наружу, как бабочка пробивается из куколки, и отбрасывает демократические принципы и идеи свободы и гуманности, как ненужную скорлупу. Став господином над обессиленным обществом, якобинец раскрыл свое существо в обоих направлениях, в которых проявляется патологическое развитие человеческого "я": в презрении к убеждениям и совести других - и в беззастенчивом распоряжении их жизнью и достоянием. Из этих двух коренных черт якобинца сама собой развилась третья: озлобление - не только то озлобление, которое вызывается противодействием и борьбой, а то присущее эгоизму хроническое озлобление, которое видит в теоретическом разногласии и практическом противодействии заслуживающее кары преступление. Психологический анализ якобинца важен не только для уяснения самого типа; без него остается непонятным важнейший факт в истории революции - совершившийся в ней перелом, разделяющий ее на две противоположные половины: период безотчетных стремлений к свободе и демократии и период сознательной диктатуры и террора.

Литература о якобинцах

Цинкайзен. Якобинский клуб, 1853

Олар. Общество якобинцев. Сборник документов

Введение

французский революция право

Предмет исследования данной работы являются Якобинский террор и проблема прав человека в период с 1789 по 1795 гг. В рассматриваемый период входят три конституции - 1791, 1793 и 1795 годов. Каждую из них предваряла Декларация прав человека и гражданина. В них провозглашаются основные принципы гражданского общества - права, свободы и обязанности его членов.

Объектом исследования данной курсовой работы являются политические отношения, сложившиеся во Франции в период Великой Французской революции.

Данная тема является актуальной для изучения, благодаря тому, что Французская революция с ее большим количеством этапов, до сих пор вызывает споры среди ученых профессоров современности. Авторы работ по Французской революции или якобинскому террору до сих пор не могут прийти к единому мнению по поводу необходимости во Франции таких резких кардинальных перемен. И как мне кажется, данная тема будет волновать умы ученых еще долгое время.

Степень научной разработанности темы: Несмотря на великое множество работ историков, посвященных Французской революции, исследований, специально посвященных правам человека и гражданина и Якобинскому террору, обнаружилось крайне мало. Однако, есть несколько интересных работ освещающих данные вопросы, которые пригодились во время исследования. Одна из таких работ - книга А. Олара "Политическая история французской революции. Происхождение и развитие демократии и республики (1789 - 1804)". А. Олар рассматривает Декларации и Конституции 1789 - 1795 гг. с позиции своих республиканских политических взглядов. Другая интересная книга, французского историка Ипполита Тэна. В своем труде "Происхождение современной Франции" он резко отрицательно характеризует Революцию, его оценки отличаются эмоциональностью. Так же в советское время в нашей стране был популярен французский историк - социалист того времени А. Собуль. В своем труде "Первая республика" он описывает Конституции 1793 и 1795 гг., за анализом их отсылая читателя к А. Олару. Интересно отражает общую для советских историков восторженность якобинцами мнение Манфреда относительно якобинской Конституции: "Революционная стойкость, преданность родине и революции подсказали якобинцам быстрые и энергичные решения.

Надо было прежде всего дать стране единую политическую основу в виде новой демократической конституции, опровергнуть фактами клевету жирондистов об узурпаторской диктатуре Парижа над Францией. Учредительное собрание два года вырабатывало и утверждало текст конституции; якобинский Конвент разрешил эту задачу в две недели…"

К одной из проблем революции множество раз подходили различные авторы литературы, но обобщить понятия прав человека и рассмотреть с ними Якобинский террор, из-за большого объема в краткой форме не получалось. Не хватает систематизации различных мнений в единой работе.

Цeлью рaбoты стало исследование проблемы прав человека, а так же проблемы Якобинского клуба и Якобинского террора, как отдельной ветки Французской революции. Для дocтижeния пocтaвлeнных цeлей, необходимо было рeшить cлeдующиe, взaимocвязaнныe зaдaчи:

Рассмотреть Французскую революцию и ее ключевые моменты.

Проанализировать права человека во Франции до революции и сравнить изменения прав человека в течение изменения законодательных актов во время Французской революции.

Рассмотреть якобинский террор, его влияние на расширение прав человека во Франции, и необходимость отмены Якобинского террора.

Лoгикa иccлeдoвaния oбуcлoвилa структуру рaбoты : она состоит из ввeдeния, четырех глaв, зaключeния, cпиcкa иcпoльзoвaннoй литeрaтуры.

1. Предпосылки Великой Французской революции

В 1789 г. во Франции насчитывалось около млн. жителей. По уровню развития торговли и промышленности Франция уступала только своей давней и могущественной сопернице - Великобритании. Франция была крупной морской и колониальной державой. Ей принадлежали колонии в Африке, Индии и Америке. Бурно развивались портовые города - Марсель на Средиземном море, Бордо, Нант и Гавр на побережье Атлантического океана. С 1774 во главе государства стоял король Людовик XVI из династии Бурбонов. Обладая абсолютной властью, Людовик XVI однако не был тираном. На него сильно повлияла идея "просвещенной монархии", согласно которой властитель должен в первую очередь заботиться об интересах государства и благе подданных. Людовик старался это делать, как умел. Вступив на престол, он назначил генеральным контролером финансов ученого- экономиста Тюрго, поручив ему провести важные реформы.

Все население Франции делилось на три сословия. Первые два сословия - духовенство и дворянство - считались привилегированными. Они платили ничтожную часть от общего числа государственных налогов, зато король нередко выделял поистине огромные суммы из бюджета, что бы покрыть долги расточительных придворных. Самый крупный земельный собственник Франции герцог Орлеанский в канун революции имел долгов на 74 млн. ливров. Для сравнения можно отметить, что содержание армии в 135 тыс. солдат обходилось государству в 44 млн. ливров в год. Дворяне занимали высшие должности в армии, государственном аппарате и при дворе.

Сторонники дворянских привилегий заявляли: "Дворяне служат королю шпагой, духовенство - молитвой, третье сословие - своим имуществом". К третьему сословию во Французском королевстве причисляли большую часть населения: крестьян, предпринимателей, ремесленников, работников мануфактур. Именно третье сословие выплачивало львиную долю налогов, за счет которых содержалась королевская семья, двор, органы власти, армия и флот. Богатея, третье сословие обогащало и страну. Но на пути экономического развития стояли сословные привилегии, которые приходилось оплачивать из своего кармана предпринимателям, ремесленникам, крестьянам.

В конце XVIII столетия налоги стали настоящим бедствием для трудового населения королевства. Так, третьему сословию приходилось платить талью - налог на владение имуществом, капитацию, двадцатину, пятипроцентный сбор со всех доходов, а также налоги на предметы широкого потребления, например знаменитый габель - налог на соль. Бюджет страны находился в ужасном состоянии: расходы государства на много превышали его доходы.

Для того чтобы облегчить выколачивание денег из населения, правительство Людовика XVI прибегало к помощи откупщиков. Богатые люди вносили большие суммы денег в королевскую казну, а взамен им давала право собирать налоги в определённых местностях Франции. Стремясь получить прибыль, откупщики действовали при этом куда более сурово, чем государственные чиновники.

Особенно трудно приходилось крестьянству. "Порою на полях мы видим каких-то диких животных мужского и женского пола: грязные, землисто-бледные, иссушенные солнцем, они склоняются над землёй, копая и перекапывая её с несокрушимым упорством... На ночь они прячутся в логова, где утоляют голод ржаным хлебом, водой и кореньями. Они избавляют других людей от необходимости пахать, сеять и снимать урожай и заслуживают этим право не остаться без хлеба, который посеяли", - с горечью отмечал писатель Жан де Лабрюйер. Причина такого бедственного положения крестьянства заключалась в том, что помимо налогов оно вынуждено было нести множество сохранившихся от средних веков повинностей, за счёт которых жили в своих замках дворяне и аристократы. Крестьяне платили сеньору денежную подать - чинш за право пользоваться землёй; подать натурой - шампар, платили за пользование дорогами, мостовыми, за право торговать на ярмарках, даже за разрешение сложить в доме печь. Если между сеньором и его крестьянами возникали имущественные споры, то рассматривал их судья, назначаемый владельцем замка.

Такое общество, в котором причудливо сплелись ростки нового и пережитки старого, получило название "Старый порядок".

Мало кто из представителей третьего сословия мечтал о свержении королевской власти. Большая часть французов требовала только справедливого распределения налогового бремени. Заставить платить налоги дворян и священников - таков был самый популярный лозунг в канун революции.

Проблема прав человека во Франции

Постепенно в течение XVIII в. в верхах французского общества зрело понимание того, что Старый порядок с его неразвитостью рыночных отношений, хаосом в системе управления, коррумпированной системой продажи государственных должностей, отсутствием четкого законодательства, "византийской" системой налогообложения и архаичной системой сословных привилегий нужно реформировать. Кроме того, королевская власть теряла доверие в глазах духовенства, дворянства и буржуазии, среди которых утверждалась мысль, что власть короля является узурпацией по отношению к правам сословий и корпораций или по отношению к правам народа. Благодаря деятельности просветителей, из которых особенно важны, в умах образованной части французского общества произошёл переворот.

Во Франции к 1789 году вообще не было единой правовой системы. До революции на французской территории сохранились многочисленные правовые системы. На Севере преобладали правовые обычаи на феодальной основе - кутюмы. Существовало также обычное право, действие которого распространялось на ограниченной территории ("право своей колокольни"). На более экономически развитом Юге основным источником права являлось приспосабливаемое к современным местным потребностям римское право. В то же время в области семейного права ведущее значение имели постановления католической церкви (каноническое право). Такая множественность и дробность правовых систем мешала развитию торговли установлению частной собственности и устойчивой государственной системы взамен абсолютизма.

В 1789 году 26 августа Национальное собрание Франции провозгласило Декларацию прав человека и гражданина. Этот акт не был первым в своем роде - за несколько лет до этого подобные документы были приняты в Североамериканских штатах. Но Соединенные Штаты Америки были молодым государством, не обремененным вековыми традициями монархии и феодализма. Поэтому именно французская Декларация 1789 г. была настоящим прорывом для Франции и для Европы в целом. Первая статья Декларации гласила: "Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах". Под правами человека составители Декларации подразумевали "свободу, собственность, безопасность и сопротивление угнетению".

На протяжении веков власть считалась священной, дарованной Богом представителям древних правящих династий. Отвергнув аристократические привилегии, авторы Декларации отказались и от Божественного права власти. Единственным источником власти является воля народа, которую он выражает через своих выборных представителей, давая им полномочия принимать законы и устанавливать налоги.

Чтобы обезопасить свободу и собственность человека от произвола государства, были приняты две статьи 7-я и 17-я. 7-я статья отменяла право французских королей без суда подвергать многолетнему тюремному заключению любого из своих подданных: "Никто не может подвергнуться обвинению, задержанию или заключению иначе, как в случаях, предусмотренных законом, и при соблюдении форм, предписанных законом". Последняя статья Декларации была посвящена защите права собственности: "Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, то никто не может быть лишён её иначе, как в случае установленной законом несомненной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения". "Декларация прав человека и гражданина" заложила основы современного европейского государства - государства правового, в котором отношения между гражданами и между человеком и государством регулируются при помощи законов, а не традиций или грубой силы.

Декларация прав 1789 года провозглашает свободу выражения мыслей и мнений, как в устной, так и в письменной форме. Но и здесь следует замечание: "под угрозою ответственности … за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом". И очень многое зависит от того самого закона, который будет эту свободу регламентировать. При этом сама декларация отнюдь не является гарантом свободы слова при такой допускающей многообразие трактовок формулировке.

Одним из ярчайших советских историков, занимавшихся проблемами Французской революции XVIII века, был А.З. Манфред. В своем труде "Великая французская революция" Манфред очень интересно освещает события Революции, а говоря о конституциях, подробно излагает важнейшие их аспекты. Анализируя Декларацию прав человека и гражданина 1789 года, он, прежде всего, осуждает установленное по ней право собственности как ограничивающее права неимущих. И в то же время историк признает прогрессивное для своей эпохи значение этого документа, "провозгласившего принцип равенства людей и горячую веру в торжество свободы".

В Конституции 1791 года как "естественные и неотъемлемые права человека" провозглашались свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Равенство, хотя и не включается в этот перечень, провозглашается фразой: "люди рождаются и остаются свободными и равными в правах".

В Конституции 1793 года перечень естественных и неотъемлемых прав человека изменился: теперь это равенство, свобода, безопасность и собственность. Сопротивление угнетению, по якобинской конституции, есть "следствие, вытекающее из прочих прав человека".

Такие же права предоставляются человеку и по Конституции III года Республики, но они определены не как "естественные и неотъемлемые", а как "права человека в обществе". Сопротивление угнетению в этой конституции не упоминается вообще. После террора создатели новой Конституции стремились сделать ее как можно более умеренной, поэтому и заменили понятие "естественных и неотъемлемых" прав понятием "прав человека в обществе". Ведь "естественная" природа прав подразумевала бы возможность законного восстания.

Что касается равенства, здесь наблюдаются разнообразные объяснения во всех трех вариантах основных законов. По Конституции 1791 года, "люди рождаются и остаются … равными в правах". Но тут же следует оговорка: "Общественные отличия могут основываться лишь на соображениях общей пользы". Таким образом, равенство все-таки устанавливается не абсолютное. В данном случае равенство можно понимать как равенство перед законом: "Закон … должен быть равным для всех как в тех случаях, когда он оказывает свое покровительство, так и в тех, когда он карает".

По проблеме равенства Конституция 1791 года содержит еще одно серьезное противоречие. Декларация гласит: "Всем гражданам ввиду их равенства перед законом открыт в равной мере доступ ко всем общественным должностям…". То же повторяет и раздел первый Конституции. Но в Отделе III Раздела третьего сказано: "Все активные граждане … могут быть избраны представителями нации". Таким образом, понятие гражданина трансформируется в понятие активного гражданина. Категория же пассивных граждан выделена для объяснения положения, записанного в разделе первом Конституции: "все налоги подлежат раскладке между всеми гражданами равномерно, сообразно их состоятельности". Таким образом расширяется круг налогоплательщиков.

Равенство по Конституции 1793 года установлено безоговорочно: "все люди равны по природе и перед законом".

Конституция 1795 года трактует равенство следующим образом: "равенство состоит в том, что закон является равным для всех как в тех случаях, когда он охраняет, так и в тех случаях, когда он наказывает. Равенство не допускает никаких различий в зависимости от рождения, никакой наследственной власти". А. Олар объясняет исключение однозначного определения - "люди рождаются и остаются свободными и равными в правах" тем, что такая статья позволила бы требовать всеобщего избирательного права. Я. Боск, касаясь этого вопроса, цитирует речь Майля: "Разве не сможет, спрашиваю я вас, любой оказавшийся в собрании или скоплении людей подстрекать их с помощью этой статьи к восстанию? Все люди, скажет он, равны в правах, и Конвент признал это в Декларации прав человека, однако конституция не позволяет мне пользоваться такими же правами, какие есть у моего соседа, только потому, что он платит налоги, которых я не плачу. Таким образом, равенство нарушено. Восстанем же, чтобы ниспровергнуть конституцию, которая, признавая всех людей равными в правах, не наделяет их этими правами в равной мере". Таким образом, формулировка о равенстве от рождения снова поставила бы вопрос о "естественных" правах человека, а это, в свою очередь, представлялось как ситуация, чреватая восстанием.

Право собственности в первой Декларации характеризуется как "право неприкосновенное и священное". Никто не может быть лишен ее иначе, как по "установленной законом общественной необходимости" и при условии "справедливого и предварительного возмещения". Праву собственности посвящена лишь одна статья, что явно показалось недостаточным и было исправлено в последующих конституциях.

В Декларации 1793 года появляется определение понятия собственности: "принадлежащая каждому гражданину возможность пользоваться и располагать по усмотрению своим имуществом, своими доходами, плодами своего труда и своего промысла". Собственность может быть отчуждена на тех же условиях, что и в предшествующей конституции.

Конституция 1795 года почти буквально повторяет определение собственности 1793 года. Конституция так же "гарантирует неприкосновенность всякой собственности или возмещение ее, равное пожертвованному, в случае установленной в законном порядке общественной необходимости". Принципиально новым моментом является провозглашение права интеллектуальной собственности: "закон должен заботиться о вознаграждении изобретателей или об обеспечении за ними права исключительной собственности на их изобретения и их продукцию".

Великая Французская революция XVIII века конституционно закрепила понятие частной собственности. И то, что это понятие безо всяких оговорок и противоречий утверждается во всех трех конституциях, лишний раз доказывает, что право собственности было ключевым моментом революции, одной из основных ее целей.

Так же безопасность как естественное и неотъемлемое право человека утверждается каждой конституцией. Но Конституция 1791 года никак не раскрывает этого права.

Якобинская Конституция дает пояснение этому понятию: "Безопасность состоит в покровительстве, оказываемом обществом каждому из своих членов в целях сохранения его личности, его прав и его собственности".

Конституция 1795 года так объясняет безопасность: "Безопасность основывается на содействии всех в обеспечении прав каждого".

Помимо "естественных" прав революционные конституции закрепляют за человеком ряд прав, являющихся как бы следствием из основных, данных природой и необходимых для осуществления "естественных" прав в обществе.

Так, например, - свобода вероисповедания (свобода совести) - истинный прорыв в человеческом сознании после долгих веков безраздельного главенствования церкви в формировании мировоззрения народа и тотального неприятия чужой веры. На протяжении исследуемого отрезка времени законодательство совершенствуется в сторону все большей свободы вероисповедания.

Вопрос о свободах в Декларации 1789 года еще оставляет почву для спекуляций: "Никто не должен испытывать стеснений в выражении своих мнений, даже религиозных, поскольку это выражение не нарушает общественного порядка, установленного законом". В данном случае провозглашается лишь веротерпимость, отнюдь не свобода вероисповедания. И вполне возможна такая трактовка "нарушения общественного порядка", как провозглашение любого культа, кроме католического. Но уже в разделе первом Конституции 1791 года провозглашается свобода религиозного культа, без замечания о "нарушении общественного порядка". В то же время Конституция гласит: "Имущества, предназначенные на покрытие расходов по исполнению религиозных обрядов … принадлежат нации". То есть церковь принадлежит государству, а это значит, что все религии находятся во второстепенном положении после католической. Таким образом, пока еще провозглашена не свобода совести, а веротерпимость.

Конституция 1793 года провозглашает право "свободного отправления религиозных обрядов".

В наиболее полном и законченном виде свободу совести определяет Конституция III года республики: "Никому не может быть воспрепятствовано исповедание избранного им культа. Никто не может быть заставлен оплачивать какой-либо культ. Республика не оплачивает никакого культа". Таким образом, религия перестала быть государственной, и верующие различных религий имеют равные права.

В то же время ни один из основных законов не признавал пропаганды атеизма, что особо отмечали советские историки. И, это, действительно, значимый момент, ведь все три Конституции провозглашались "перед лицом Высшего Существа". В понятие Высшего Существа верующие различных религий могли вкладывать свое значение, но отсутствие верховного существа как такового не признавалось. По-видимому, это объясняется тем, что массовое сознание было по преимуществу религиозным, и к атеизму склонялись немногие из просвещенных слоев общества.

Рассмотрим так же право на свободу слова. Декларация прав 1789 года провозглашает свободу выражения мыслей и мнений, как в устной, так и в письменной форме. Но и здесь следует замечание: "под угрозою ответственности … за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом". И очень многое зависит от того самого закона, который будет эту свободу регламентировать. При этом сама декларация отнюдь не является гарантом свободы слова при такой допускающей многообразие трактовок формулировке. Но уже в первом разделе Конституции 1791 года свобода слова устанавливается без оговорок насчет "злоупотреблений" и охраняется от предварительной цензуры и проверки.

Конституция 1793 года дает человеку полное право выражать свои мысли и мнения "как посредством печати, так и любым иным способом".

Конституция 1795 года не только провозглашает, что "никому не может быть воспрепятствованно высказывать, печатать и обнародовать свои мысли" без предварительной цензуры, но и специально запрещает предварительную цензуру.

Необходимо рассмотреть и полученное право на свободу мирных собраний - право скорее гражданское, так как его утверждение или запрещение имеет в основном политическое значение. Но, например, Конституция 1793 года провозглашает его следующим образом: "право собираться вместе, соблюдая спокойствие, … не может быть воспрещено". Первый раздел Конституции 1791 года дает право на свободу "собираться в общественных местах, сохраняя спокойствие и без оружия, с соблюдением полицейских законов" гражданам.

Основной закон III года республики исключает это право. Он запрещает организацию ассоциаций, "противоречащих общественному порядку". Далее, политические сообщества не имеют права на публичные заседания, подавать коллективные петиции властям. И, наконец, - "всякое невооруженное скопление народа … должно быть рассеяно - сначала приказом командующего, а в случае необходимости путем применения вооруженной силы". В этом случае и вооруженные, и невооруженные собрания запрещены как гражданам, так и всем остальным, проживающим во Франции. Связано это со все тем же страхом за устойчивость политического устройства общества. Запрет невооруженных скоплений народа объясняется попыткой предотвратить восстания - ведь невооруженное скопление массы народа вполне может перерасти в политическое волнение и в вооруженное выступление. А ограничение прав политических сообществ, видимо, связано с живыми воспоминаниями о политических клубах, о силе, которую приобрели якобинцы и о терроре, который они установили в стране.

Великая французская революция

Если к Людовику XVI подданные относились либо снисходительно, либо равнодушно, то его жену Марию-Антуанетту, дочь австрийской императрицы Марии-Терезии, ненавидели люто. Острые на язык парижане называли Марию-Антуанетту «единственным мужчиной в королевской семье». Эта гордая, ослепительно красивая молодая королева куда больше, чем её супруг, верила в божественное право монархов править народами, как им вздумается. Страстная любительница карточной игры и дорогостоящих увеселений, Мария-Антуанетта, узнав о том, что бедняки голодают, с презрительной усмешкой бросила: "Раз у них нет хлеба, пусть едят пирожные". Французы прозвали королеву "мадам Дефицит", обвиняя в первую очередь Марию-Антуанетту и её любимцев в бессмысленных тратах денег из государственной казны. На стенах парижских домов стали появляться надписи: "Если хлеб не подешевеет, а министра не сменят, мы истребим короля и весь род Бурбонов".

Осторожный Людовик XVI, обеспокоенный финансовым кризисом, несколько раз пытался, пользуясь силой и авторитетом королевской власти, заставить привилегированные сословия раскошелиться. Эти попытки неизменно вызывали бурные протесты как со стороны родовитой знати - "дворянства шпаги", так и со стороны чиновников - "дворянства мантии". В 1783 г. генеральным контролёром финансов стал Шарль Калонн. Он предложил королю установить единое налогообложение всех земель королевства: церковных, дворянских и крестьянских. Для того чтобы провести в жизнь свои замыслы, Калонн посоветовал Людовику XVI созвать нотаблей - представителей аристократии и верхушки духовенства, которые, по замыслу генерального контролёра, должны были поддержать реформу. Однако 144 нотабля, собравшиеся в феврале 1787 г. в Версале, обвинили Калонна в коррупции и разбазаривании казённых средств. Финансист был вынужден бежать в Англию.

В то же время правительство Людовика XVI натолкнулось на сопротивление высших судебных органов королевства - парламентов, среди которых главную роль играл Парижский парламент. Он отказался внести в свои протоколы указы Людовика о едином для всех сословий земельном налоге. В этом случае, по французским законам, королевские указы не могли вступить в силу. Попытки власти разогнать непокорные парламенты встретили ожесточённое сопротивление со стороны привилегированных сословий. Между королём и дворянством началась борьба за влияние на третье сословие. Представители "дворянства шпаги" и "дворянства мантии" обвиняли Людовика в деспотизме.

Король решил созвать Генеральные штаты - представительство всех сословий, не собиравшееся с 1614 г. По совету министра Неккера он предоставил третьему сословию половину мест в Генеральных штатах, чтобы иметь противовес враждебно настроенным дворянским депутатам. Один из идеологов третьего сословия Cиейес в январе 1789 г. выпустил брошюру, в которой писал: "Что такое третье сословие? Всё. Чем оно было до сих пор в политическом отношении? Ничем. Чего оно требует? Стать кое-чем в политическом отношении".

мая 1789 г. открылись Генеральные штаты. Депутаты от третьего сословия нарушили все расчёты королевской власти и дворянской оппозиции, сразу проявив себя как самостоятельная политическая сила. 17 июня они провозгласили Генеральные штаты Национальным собранием. Наиболее дальновидные депутаты-дворяне и часть духовенства перешли на сторону третьего сословия. С этого момента началось разделение французского народа на "аристократов" - сторонников сохранения абсолютной монархии и "патриотов", объединивших в своих рядах республиканцев и тех, кто стремился законодательно ограничить власть короля.

Людовик XVI отправил к взбунтовавшимся депутатам своего придворного - маркиза де Брезе с приказом разойтись. Один из вельмож, объединившихся с депутатами от третьего сословия, граф Мирабо угрожающим тоном заявил де Брезе: "Пойдите, скажите тем, кто вас послал, что мы здесь находимся по воле народа и покинем наши места лишь под натиском штыков". Столкнувшись с таким непокорством, король отдал распоряжение отряду своих лейб-гвардейцев разогнать депутатов силой. Но против королевских солдат встали стеной с обнажёнными шпагами несколько десятков дворян во главе с маркизом Лафайетом. Людовик вынужден был отступить.

июля 1789 г. Собрание, объявив себя Учредительным, провозгласило своё право на разработку и принятие высшего государственного закона - конституции. Королевский двор забил тревогу. Мария-Антуанетта и братья Людовика требовали от него решительных действий. К Парижу было стянуто около 20 тыс. солдат из наёмных швейцарских и немецких полков под командованием маршала Брольи. Французские войска были ненадёжны: уже несколько раз они отказывались выполнять приказы и разгонять волнующееся население.

июля, после того, как парижане узнали об отставке Неккера, в городе начались беспорядки. Народ вооружался, королевская гвардия перешла на его сторону. 14 июля парижане и гвардейские части осадили знаменитую королевскую тюрьму - Бастилию. После перестрелки тюрьма была взята, а её коменданту маркизу де Лонэ отрубили голову, насадили на пику и как трофей носили по улицам города.

Узнав о взятии Бастилии, король растерянно промолвил: «Но ведь это бунт». Герцог де Лианкур почтительно возразил Людовику: "Нет, государь, это революция!". Решающее слово было сказано.

Часть аристократов во главе с королём попыталась приспособиться к происходящим событиям. 15 июля Людовик прибыл в Учредительное собрание, заявил об отзыве наёмников, отправил в отставку Брейтеля и Брольи и торжественно прикрепил к шляпе красно-бело-синюю кокарду, ставшую символом победы революции и присоединения к ней короля. Начальником Национальной гвардии, сформированной во время восстания, стал маркиз Лафайет.

В это время известный военачальник принц де Конде эмигрировал за границу, поставив себе целью вооружённую борьбу с революцией. Вскоре страну покинули также братья короля - граф д"Артуа и граф Прованский.

После падения Бастилии королевство было мгновенно охвачено огнём революции. Крестьяне захватывали замки своих сеньоров, жгли долговые расписки, отказывались выполнять старинные повинности. В городах третье сословие брало власть в свои руки. "Патриоты" всюду побеждали, а "аристократы" переживали время, получившее название "Великий страх". Началось их массовое бегство за границу.

августа 1789 г. Учредительное собрание приняло «Декларацию прав человека и гражданина. Так третье сословие закрепило за собой политические права, которых оно было лишено ранее.

Слухи о готовящемся контрреволюционном перевороте будоражили население Парижа. 5 октября 1789 г. колонны ремесленников, лавочников, рабочих и их жён, поддержанные Национальной гвардией, двинулись к Версалю. На следующий день огромные толпы ворвались в королевский дворец. Чтобы предотвратить кровопролитие, Людовик XVI дал согласие переехать в столицу. Король и его семья стали заложниками победившей революции.

Учредительное собрание было расколото на различные политические группировки, основными среди которых считались роялисты - сторонники сохранения сильной монархической власти, а также сторонники конституционной монархии во главе с Мирабо и Лафайетом. Конституционные монархисты опирались на Якобинский клуб, собрания членов которого с осени 1789 г. проходили в библиотеке монастыря Святого Якова. В бывшем монастыре Ордена францисканцев расположился Клуб кордельеров. Среди ораторов Клуба кордельеров выделялись адвокат Жорж Дантон и журналист Камилл Демулен, призывавшие не доверять королевскому двору, его явным и тайным сторонникам. Ещё более резкие статьи на эти темы печатались в газете Жана Поля Марата «Друг народа». В одной из своих статей Марат писал: «Начните с того, чтобы захватить короля, дофина и королевскую семью, поставьте их под сильную охрану, и пусть они отвечают за всё собственными головами. Отрубите затем без всяких колебаний головы контрреволюционным генералам, министрам и бывшим министрам... Теперь, когда вы неразумно позволили вашим неумолимым врагам составлять заговоры и накапливать свои силы, возможно, потребуется отрубить пять-шесть тысяч голов; но если бы даже пришлось отрубить двадцать тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты!».

В это время депутаты Учредительного собрания своими декретами постепенно превращали абсолютную монархию в конституционную. Декретами от 8 и 10 октября 1789 г. был изменён старинный титул французских королей, и отныне - "милостью Божьей и в силу конституционного закона государства король французов". Согласно новым законам, король являлся главой исполнительной власти, тогда как власть законодательная принадлежала Законодательному собранию. Своих министров король выбирал сам, но только не из числа депутатов Собрания, чтобы исключить возможность подкупов. Король не мог самостоятельно объявлять войну и заключать мир. Он обладал правом «вето» (приостановки) на некоторые декреты и законы. Расходы на содержание короля, его семьи и двора были ограничены строго определённой суммой.

Городам предоставлялось самоуправление. Особым законом Париж был разделён на 48 секций, составляющих Коммуну (общину), возглавляемую комиссарами секций. Исчезли прежние провинции, губернаторства, сенешальства. Отныне Франция делилась на 83 департамента, которые именовались по названиям гор и рек и управлялись выборными органами. Была решена и мучительная для населения налоговая проблема. Остались всего три вида налогов: на землю, на движимое имущество и на доходы от частного предпринимательства.

Декретом от 19 июня 1790 г. было отменено наследственное дворянство, титулы и гербы. Французы стали называть друг друга "гражданин" и "гражданка". В стране возник "Фонд национальных имуществ", который формировался из конфискованных у церкви, короля и аристократов земельных владений. Крестьянам и городской буржуазии разрешили покупку земельных участков на льготных условиях. Несмотря на экономический кризис, обесценивание денег и голод, значительное число энергичных буржуа и крестьян сумело обогатиться. Именно эта часть французской нации составляла опору революционных преобразований.

Всеобщего избирательного права во Франции ещё не было. Избирателями в государственные органы могли быть только «активные граждане», которые платили налоги размером не менее среднего десятидневного заработка. Менее состоятельные французы, лишённые избирательных прав, именовались "пассивными".

Часть "дворянства шпаги", "дворянства мантии" и крупных предпринимателей, теперь торжественно именовавших друг друга "гражданами и добрыми патриотами", были вполне удовлетворены произошедшими изменениями в экономике и государственном строе. Их главной задачей с 1791 г. становится прекращение дальнейшего нарастания революции. Один из их лидеров Антуан Барнав прямо сказал об этом: «Ещё один шаг был бы актом гибельным и преступным, ещё один шаг по пути свободы означал бы ниспровержение королевской власти, а по пути равенства - уничтожение собственности».

Сам того не подозревая, гибельный шаг сделал Людовик XVI. Не желая мириться с ролью почётного заложника, поддавшись на уговоры Марии-Антуанетты, король и его семья в ночь с 20 на 21 июня 1791 г. бежали из Парижа. Королева - как горничная баронессы Корф, вдовы полковника русской службы, а её лакеем переоделся сам король. Королевская чета направлялась к бельгийской границе, где располагалась армия маркиза Буйе, верного сторонника династии Бурбонов. Однако в местечке Сен-Менегу сын местного почтмейстера Жан Батист Друэ, бывший королевский драгун, опознал Людовика и успел предупредить администрацию города Варенна, куда стремились беглецы. Жители Варенна задержали карету.

июня 1791 г. короля привезли в Париж. Столица встретила Людовика ледяным молчанием, изредка прерывавшимся криками: «Республика! Республика!». Члены Клуба кордельеров возглавили многочисленные массы парижан, требовавших свержения монархии. 17 июля на Марсовом поле проходил многотысячный митинг. Лафайет привёл туда несколько батальонов Национальной гвардии и приказал открыть огонь. Около 50 митингующих были убиты. Сторонники конституционной монархии объявили, что Людовик не бежал, а был похищен. После этого король поспешил утвердить конституцию и 14 сентября присягнул ей.

октября 1791 г. открылось Законодательное собрание, депутаты которого сразу разделились на четыре крупные политические группировки. Одну из них составляли фельяны (их сторонники заседали в монастыре Фельянов) - приверженцы конституционной монархии. Им противостояли депутаты-жирондисты (большинство их было избрано от департамента Жиронды) и монтаньяры (в переводе с французского это слово означало «горцы» - они занимали самые верхние скамьи в зале заседаний I Собрания). Жирондисты защищали интересы промышленников, судовладельцев и торговцев крупных портовых городов Франции - Марселя, Бордо, Нанта. Лидеры этой группировки во главе с Бриссо выступали за максимальное освобождение экономики от контроля со стороны правительства, за предоставление департаментам широких прав автономии. Монтаньяров, среди которых выделялся Максимилиан Робеспьер, поддерживали широкие народные массы и мелкая буржуазия. Самая многочисленная группировка состояли из «независимых» депутатов, колебавшихся между фельянами и жирондистами.

В это время Австрия, Пруссия и несколько небольших германских государств готовились к борьбе против революции. 27 августа 1791 г. австрийский император Леопольд II и прусский король Фридрих Вильгельм II подписали в саксонском замке Пильниц декларацию, в которой заявляли, что готовы применить "самые действенные средства, чтобы предоставить французскому королю возможность укрепить в условиях полной свободы основы монархического правления". Пильницкая декларация хотя и не означала немедленного объявления войны Франции, но явилась угрозой для тех политических сил, которые не считали революцию законченной.

Жирондисты настаивали на том, чтобы опередить врагов и начать военные действия первыми. Их, весьма неожиданно для многих, поддержал Людовик XVI. 16 марта 1792 г. он назначил на важнейшие министерские посты сторонников жирондистов. 20 апреля король явился в Собрание и при почти всеобщем ликовании предложил объявить Австрии войну. У него был свой план. Людовик знал, что армия находится в почти небоеспособном состоянии. На это король и рассчитывал: "Физическое и моральное состояние Франции таково, что она не сможет выдержать в этой войне и половину кампании... Моё поведение должно быть таково, чтобы в несчастье нация видела спасение только во мне". Привести страну к военной катастрофе и, воспользовавшись этим, укрепить королевскую власть - вот что задумал Людовик.

апреля I792 г. три французские армии вторглись в Бельгию, которая была владением австрийской короны. Французские войска состояли из королевских полков и батальонов добровольцев, плохо вооружённых и почти необученных. Австрийцы быстро нанесли им ряд поражений. В войну с Францией вступило и Прусское королевство. В рядах пруссаков маршировали части корпуса принца де Конде, в основном состоявшие из дворян-эмигрантов, являвшихся верными сторонниками династии Бурбонов. Писатель Рене де Шатобриан, некоторое время сражавшийся в рядах эмигрантских полков, вспоминал: "Я видел стариков дворян, с суровыми лицами, с сединой в волосах, в рваном платье, с ранцем за плечами, с ружьём за спиной, которые брели, опираясь на палку, поддерживаемые под руку кем-нибудь из сыновей...".

Воспользовавшись военными неудачами, король отправил в отставку жирондистских министров. Этот его шаг вызвал возмущение многих политиков и народа. 11 июля 1792 г. Собрание приняло декрет, гласивший: "Граждане! Отечество в опасности!" и призывавший добровольцев на защиту страны. 1 августа в Париже стал известен текст манифеста командующего прусской армией герцога Фердинанда Брауншвейгского, который требовал от французов восстановления "законной власти", угрожая Парижу в случае неповиновения "военной расправой и полным разрушением".

Население Парижа давно уже не доверяло своему «доброму королю». Манифест герцога только ускорил ход событий. Давно назревшее восстание возглавили комиссары Коммуны Парижа. 10 августа около 20 тыс. повстанцев с артиллерией начали штурм Тюильрийского дворца, в котором жила королевская семья. Верными Людовику до конца остались лишь 900 швейцарских гвардейцев и около 300 дворян - «рыцарей Святого Людовика». Большую часть из них восставшие перебили. Людовик с семьёй укрылся в здании Законодательного собрания.

августа по требованию Коммуны Парижа королевская семья была заточена в замке Тампль. Восстание 10 августа круто изменило соотношение политических сил в стране. Группировка фельянов распалась. Один из её вождей, Лафайет, пытался направить армию на Париж, но солдаты отказались ему подчиняться. Лафайет хотел бежать в Америку, но был захвачен австрийцами и посажен в тюрьму. В Законодательном собрании и правительстве главную роль стали играть жирондисты. Депутаты назначили выборы в Национальный учредительный конвент, который должен был провозгласить республику и принять новую конституцию.

В 1792 году Париж выглядел уже совсем не так, как в 1789 - 1790 годах, - толпа перестала быть шумной, любопытствующей, суетливой - она стала грозной. На улицах попадались только испуганные да свирепые лица; одни люди жались к домам, чтобы проскользнуть незамеченными, другие бродили в поисках добычи; встречные либо боялись и опускали глаза и отворачивались от вас, либо впивались в вас взглядом, пытаясь разгадать ваши секреты и прочесть ваши мысли. Изменился даже внешний вид прохожих. На смену старинным кафтанам, пудреным парикам пришла одежда санкюлотов.

В это время прусская армия и части эмигрантов осадили Верден. Возникла непосредственная угроза Парижу. Дантон, занимавший пост министра юстиций, взял на себя организацию обороны. С быстротой молнии распространился слух о том, что все подозрительные граждане, заключенные в тюрьмы, готовились поднять восстание, пользуясь поддержкой из вне.

Со 2 по 5 сентября толпы вооруженных санкюлотов и национальных гвардейцев врывались в тюрьмы, безжалостно истребляя заключенных. Опьянение убийством было так велико, что убивали без разбора уголовных преступников, политических, женщин и детей.

сентября две французские армии генералов Дюмурье и Келлермана заняли позицию у деревни Вальми. Они встретили шеренги прусской пехоты яростной альтерилийской канонадой. осмотрев боевые лини французов, герцог Брауншвейгский решил: "Здесь мы не будем сражаться", - и отдал приказ к отступлению. Великий германский поэт и писатель Гетте находившийся в рядах прусской армии, в тот день сказал: "С этого момента и этого дня начинается новая эра в истории мира".

В день "начала новый эры" в Париже открылось заседание национального конвента, где сразу же развернулась ожесточенная борьба между жирондистами и монтаньярами.

Главным объектом политических споров стали жизнь короля и судьба монархи. один из первых декретов гласил: "Национально конвент единогласно постановляет, что королевская власть во Франции упраздняется". Французская республика объявлялась единой и неделимой, а нарушителям единства грозила смертная казнь. Этот декрет, принятый по настоянию монтаньяров, был направлен против жирондистов.

После провозглашения республики монтаньяры, активно поддерживаемые большинством парижан, потребовали казни Людовика Капета - так стали называть бывшего короля. Депутат Грегуар с трибуны Конвента утверждал: "Короли в моральном отношении представляют собой то же самое, что уроды в физическом; двор - это мастерская преступлений, очаг разврата и логово тиранов". Жирондисты пытались спасти жизнь Людовика, но безуспешно. Мрачную, кровавую сторону революции для всех современников символизировала гильотина.

января 1793года нож гильотины отсек голову королю. Чтобы подчеркнуть свой разрыв с прошлым, Конвент в октября 1793 года ввел республиканское летоисчисление, начинавшееся с 22 сентября 1792года - первого дня Республики. были изменены даже названия месяцев. Год начинался с 22 сентября - со дня осеннего равноденствия. Все двенадцать месяцев были по 30 дней (три декады). Названия месяцев, так же как и дней, были связаны с природой.

Осень: вандемьер (сентябрь-октябрь) - месяц сбора винограда, брюмер (октябрь-ноябрь) - месяц туманов, фример (ноябрь-декабрь) - изморозь. Зима: нивоз (декабрь-январь) - снег, плювиоз (январь-февраль) - дождь, вантоз (февраль - март) - ветер. Весна: жерминаль (март-апрель) - прорастание, флореаль (апрель-май) - цветы, прериаль (май-июнь) - луга.

Лето: мессидор (июнь - июль) - жатва, термидор (июль-август)

жара, фрюктидор (август - сентябрь) - плоды. Дни стали называться днем пчелы, днем ласточки и т. д. Дни года не вошедшие в месяцы, назывались санкюлотидами.

4. Якобинский клуб, якобинский террор

Поражения, которые потерпели Французские армии от австрийцев весной 1793 года, заставили Конвент избрать Комитет общественного спасения во главе с Дантоном, который должен был руководить обороной республики. Авторитет жирондистов неуклонно падал. Эти воспользовались монтаньяры и Коммуна Парижа. 2 июня отряды Национальной гвардии окружили Конвент и под дулами пушек вынудили депутатов лишить полномочий жирондистов во главе с Бриссо, большинство из которых после этого было арестовано и казнено.

Падение жирондистов привело к власти наиболее радикально настроенную часть монтаньяров - членов Якобинского клуба. Утверждая, что для победы над армиями европейских монархий и внутренней контрреволюцией нужна сильная власть, якобинцы установили во Франции свою диктатуру, опираясь на поддержку мелкой буржуазии и санкюлотов. В состав Комитета в разное время были выбраны обнаруживший непреклонную волю к подавлению контрреволюции Робеспьер и полные революционной энергии и смелости Сен-Жюст и Кутон. Выдающийся организаторский талант в создании вооруженных сил республики проявил избранный в Комитет крупный математик и инженер Карно. Фактическим руководителем Комитета Общественного спасения стал Робеспьер. Воспитанный на идеях Руссо, человек твердой воли и проницательного ума, неустрашимый в борьбе с врагами революции, далекий от всяких личных корыстных расчетов, Робеспьер - "неподкупный", как его прозвали, приобрел огромный авторитет и влияние, стал на деле вождем революционного правительства.

Комитет Общественного спасения, подотчетный Конвенту, превратился под руководством Робеспьера в главный орган якобинской диктатуры; ему подчинялись все государственные учреждения и армия; ему принадлежало руководство внутренней и внешней политикой, делом обороны страны. Большую роль играл также реорганизованный Комитет общественной безопасности, на которой возложена была задача вести борьбу с внутренней контрреволюцией.

Конвент и Комитет Общественного спасения осуществлял свою власть при посредстве комиссаров из числа депутатов Конвента, которые направлялись на места с чрезвычайно широкими полномочиями для подавления контрреволюции и реализации мероприятий революционного правительства. Комиссары Конвента назначались и в армию, где они проводили огромную работу: заботились о снабжении войск всем необходимым, контролировали деятельность командного состава, беспощадно расправлялись с изменниками, руководили агитацией и т.д.

Большое значение в системе революционно - демократической диктатуры имели местные революционные комитеты. Они следили за выполнением директив Комитета Общественного спасения, вели борьбу с контрреволюционными элементами, помогали комиссарам Конвента в осуществлении стоявших перед ними задач.

Якобинский клуб с его разветвленной сетью отделений - провинциальными клубами и народными обществами играл видную роль в период революционно - демократической диктатуры. Таким образом, сильная централизованная власть в руках якобинцев сочеталась с широкой народной инициативой снизу. Мощное движение народных масс, направленное против контрреволюции, возглавлялось якобинской революционно-демократической диктатурой. На командные должности выдвигались совсем молодые люди из народа. Так, 24-летний Гош, сын конюха, встал во главе армии. Набор в ряды войск из добровольного был превращён в обязательный. Старые батальоны королевских солдат слили с батальонами новобранцев, соединив, таким образом, военный опыт и революционный энтузиазм. К началу 1794 г. в 14 армиях числилось около 642 тыс. человек. Республиканские генералы начали применять в сражениях новую тактику колонн и рассыпного строя. Длинные неповоротливые шеренги австрийской и прусской пехоты французские стрелки осыпали пулями, укрывшись в складках местности, а затем колонны линейных полков шли в штыковую атаку, сметая всё на своём пути. Армии республики вторглись в Бельгию, Голландию, вели бои на Рейне, в Италии, на границе с Испанией, неся на своих штыках революционные лозунги: "...новая Франция, славная своими новыми свободами, гордая даже своими преступлениями, прочно стояла на своей земле, продолжая при этом расширять свои границы с помощью двойного оружия - топора палача и шпаги солдата".

Якобинцы не были однородной группировкой. Они представляли собой блок различных в классовом отношении сил: демократическую буржуазию (среднюю и мелкую), городское плебейство и большую часть крестьянства. В период военных неудач, в период борьбы против власти жирондистов якобинцы были сплочены, они боролись против общего своего врага. "Снисходительные" или умеренные (как тогда называли дантонистов), а также народные низы - участники секций и Парижской Коммуны - санкюлоты некоторое время поддерживали основное ядро якобинского блока - робеспьеристов. Группа робеспьеристов твердо стояла за республику, стремясь к ограничению чрезмерного богатства и ликвидации крайней нищеты. Робеспьер и его сторонники стремились не к уравнению имущества, а ко всеобщему политическому равенству. "Мы никогда не претендовали на равенство имуществ, а считаем необходимым равенство прав и счастья." Эта мысль, высказанная Робеспьером в мае 1793 года, много раз и в разных вариантах им повторялась.

Представители городских секций и Коммуны, категорически требовали таксации на предметы первой необходимости, беднейшее крестьянство хотело раздела крупных ферм. Противоречия в якобинском блоке особенной стали проявляться с осени 1793 года.

Руководители Парижской Коммуны, деятели секций Парижа требовали защиты интересов бедноты. 29 октября 1793 г. Конвент принял "законы о максимуме". Отныне цены на зерно, муку, фураж, соль, мыло и многие другие предметы первой необходимости могли увеличиваться только на одну треть от цен 1790 г. Одновременно устанавливался и максимум заработной платы. По всей стране рассыпались отряды республиканских войск, конфискуя спрятанное продовольствие.

Наиболее ярким представителем секций Парижа был Шометт, который, как и большинство революционных деятелей, был молод (26 лет) и с самого начала пытался влиять на якобинскую диктатуру в интересах беднейшего населения. Крайним противником "снисходительных" был Эбер. Эберисты выступали против католической церкви, ратовали за строжайшую борьбу со спекуляцией и выполнения максимума, требовали раздела крупных ферм и имущества "подозрительных" (врагов революции). По всей Франции осенью 1793 года проводилась "дехристианизация". Священников заставляли отказываться от сана, закрывали церкви. Коммуна Парижа в ноябре 1793 года запретила католическое богослужение. Эберисты, проводя "дехристианизацию", весьма активно вводили «культ Разума», стремясь заменить старые религиозные праздники новыми, устраивая торжественные шествия, процессии, поклонения Разуму, который представляла актриса в лазоревом одеянии.

Враги Франции использовали это для контрреволюционной агитации, и через месяц Конвент, учитывая недовольство крестьян, принужден был принять декрет о свободе культов.

Под влиянием левых в конце февраля 1794 года были приняты "вантозные декреты" о бесплатном разделе имущества "подозрительных" между неимущими. Якобинцы пошли на это, так как раздел должен был увеличить число собственников из неимущих и тем самым расширить круг людей, поддерживающих якобинскую диктатуру.

Но эти декреты натолкнулись на остро враждебное отношение многих членов Конвента и правительственного аппарата и не были проведены в жизнь.

Эберисты стали еще более активно критиковать якобинцев и призвали к восстанию. Эбер и эберисты рассчитывали в борьбе против Робеспьера на помощь Коммуны, но Шометт и другие заявили протест против призыва к свержению якобинской власти. Однако же робеспьеристы сочли виновными всех тех, кто был левее их. Робеспьер не видел и не хотел видеть иных левых сил, кроме правительства, возглавляемого им самим. Эбер, Шометт и многие другие левые были арестованы.

марта 1794 года были казнены 14 человек и среди них Эбер. 13 апреля был казнен Шометт. Этот враждебный по отношению к санкюлотам акт лишил якобинское правительство значительной опоры левых сил.

Через неделю после казни эберистов Комитет общественного спасения и Комитет общественной безопасности постановил арестовать Дантона, Камилла Демумна и их единомышленников. Друзья Дантона, узнав об этом, предложили ему бежать, но он ответил ставшей впоследствии крылатой фразой: "Разве можно унести отечество на подошве башмаков".

Дантона и дантонистов обвинили в заговоре в пользу монархии, в стремлении свергнуть республику и уничтожить Конвент. На суде дантонисты не стали защищаться, а нападали на Конвент общественной безопасности.

Суд продолжался три дня, с 2 по 4 апреля 1794 года. 5 апреля Дантона и его единомышленников гильотинировали.

После расправы с эберистами и другими левыми, а также с дантонистами власть Робеспьера и его группы, казалось возросла. Но на самом деле связей с народом стало меньше, круг единомышленников сузился. Тогда, понимая это, Робеспьер попытался укрепить свое влияние при помощи новой "гражданской" религии, проповедуемой ранее левыми. Он отвергал как католицизм, так и атеизм и насаждал культ Верховного существа природы. Робеспьер хотел вокруг Верховного существа объединить все революционные элементы Франции.

Декрет о культе Верховного существа был принят 7 мая 1794 года, но ни народные массы, ни буржуазия не сочувствовали новому культу, он был искусственным и не мог быть долговечным.

В мае - июне Комитеты усилили террор, но положение трудящихся города и деревни не улучшилось. Вместе с тем новые богачи, скупившие земли во время революции, нажившиеся на спекуляции, крупные промышленники тяготились ограничениями и контролем робеспьерской группы. Внешне власть Робеспьера и его влияние, казалось, не оспаривались никем, он был в зените своего могущества. Но остатки дантонистов, а также левых всё враждебнее относились к Робеспьеру, прорывались открытые выступления с обвинениями его в диктатуре и тирании. В мае 1794 года было совершено два покушения на Робеспьера.

мая 1794 г. Робеспьер выступил в Конвенте с одной из самых ярких своих речей. Он говорил об огромных преобразованиях, о величии революционной Франции, французского народа. "Французский народ как будто бы опередил на две тысячи лет остальной род человеческий. Мир изменился, он должен измениться ещё больше, Франция, эта чудесная, обласканная солнцем земля, создана для счастья и свободы. Французы, будьте доблестны. На вас смотрит всё человечество. Считайтесь только с благом общества и интересами человечества". Но в Конвенте уже не было большинства тех, кто разделял эти мысли или мог бы их разделить. "Человечество", "добродетель", "доблесть", "благо отечества", пуританизм и требование скромности в быту - все это уже не захватывало тех, кто остался в Конвенте. Сам Робеспьер жил там же, где и до революции, вел тот же образ жизни, как и раньше. Но большинство оставшихся в Конвенте членов не хотели такой жизни, и когда все больше и больше людей, получивших от революции политические права, а многие и богатство, стали противодействовать "апостолам равенства", оставшиеся у власти якобинцы во главе с "неподкупными" захотели смести с пути и этих противодействующих.

Достижение эры всеобщего счастья все ещё оставалось далекими и призрачными. Вместо казенных врагов появлялись все новые и новые. На гильотину было отправлено за это время в три раза больше людей, чем в предыдущем месяце. Друзей становилось все меньше, а иные превращались во врагов.

Летом 1794 года Робеспьер не мог получить поддержки рабочих и городского плебейства. Все законы против рабочих сохранились. За создание рабочих организаций, за стачки рабочие предавались суду. На оружейных заводах рабочие находились почти на казарменном режиме. Жестокими были и декреты о сельскохозяйственных батраках. В целом якобинская диктатура в последние месяцы своего существования потеряла почву под ногами.

Конкретные цели были достигнуты. Интервенты были изгнаны из пределов Франции, с феодальными отношениями в деревне было покончено, опасность голода почти миновала. Многие члены Конвента, а также Комитета Общественного спасения получили от якобинской диктатуры всё, что она могла им дать. Теперь группа Робеспьера, куда входили Кутон, Сен-Жюст, брат Робеспьера Огюстен и др., стала тормозить дальнейшие планы многих якобинцев, которых пуританская жизнь и надежда на далекое будущее не прельщала, не удовлетворяла она и беднейшее население. 10 июня 1794 года Конвент по настоянию Робеспьера принял закон об упрощении судопроизводства, что должно было значительно усилить террор. Недовольство этим законом подтолкнуло организацию заговора против Робеспьера, Члены Комитета Общественного спасения, Комитета общественной безопасности, члены Конвента стали в центре заговора. Учреждением, где Робеспьер и его группа почти не имели врагов, оставался якобинский клуб.

Избежавшие кары дантонисты и близкие к ним депутаты Конвента, а также люди, близкие к эберистам, вступили в тайные связи с целью устранения Робеспьера и других руководителей Комитета общественного спасения. К июлю 1794 года в глубоком подполье возник новый заговор против революционного правительства. Главными организаторами были лица, боявшиеся сурового наказания за свои преступления: беспринципный, запятнавший себя хищениями и беззаконием в бытность комиссаром в Бордо Тальен: такой же вымогатель и взяточник Фрерон; бывший аристократ, развратный циник и стяжатель Баррас; лживый, ловкий, изворотливый Фуше, отозванный из Лиона за соучастие в преступных жестокостях и темных делах. В заговор оказались втянутыми не только многие члены Конвента, но и некоторые члены Комитета общественного спасения (например, близкие к эберистам Колло д Эрбуа и Билло - Варенн) и Комитета общественной безопасности. Субъективные настроения и намерения отдельных лиц, участвовавших в заговоре, были различны, но объективно заговор этот носил контрреволюционный характер.

Робеспьер и другие руководители революционного правительства догадывались о подготовлявшемся перевороте, но уже не имели сил предотвратить его.

термидора (26 июля 1794 года) после длительного перерыва Робеспьер произнес речь в Конвенте, в которой призывал обновить состав Комитетов. Речь его была грозной, он предупреждал о заговоре против республики, но не называл имен. Всем присутствующим стало ясно, что наступил решающий момент. Однако же Робеспьер и его группа не готовились к этой последней борьбе. С одной стороны, они понимали крайнюю опасность, с другой - надеялись на силу своего авторитета, на сложившуюся традицию подчинения. В то время как заговорщики всю ночь разрабатывали план завтрашнего заседания Конвента, Робеспьер пошел на свою квартиру и проспал до утра.

термидора (27 июля 1794 года) вновь собрался Конвент. Первым выступил Сен-Жюст и стал говорить о разногласиях, но его прервали заговорщики. Начался шум и крики. Члены заговорщицкой группы Тальен, Билло-Варрен и др. стали обвинять Робеспьера в узурпации власти и тирании.

В разгар споров почти никому не известный депутат Муше предложил арестовать Робеспьера. На минуту воцарилась тишина, но затем большинство членов Конвента криками поддержали это предложение. Тогда брат

Робеспьера Огюстен, его соратники и друзья - Леба, Кутон, Сен-Жюст предложили арестовать и их. Это немедленно было сделано. Казалось, всё было кончено. Но Коммуна и Якобинский клуб, секции Парижа, узнав о происшедшем в Конвенте, ударили в набат, создали революционные комитеты, освободили арестованного Анрио - начальника Национальной гвардии и других. Самого Робеспьера заговорщики прямо из Конвента повезли в тюрьму, но комендант тюрьмы отказался его принять в качестве заключенного, Робеспьера отвезли в полицейский участок, откуда его освободили национальные гвардейцы и переправили в здание мэрии; туда же привезли его друзей. Тем временем войска Национальной гвардии окружили Конвент, и заговорщики думали, что проиграли. Робеспьеру предложили быть главнокомандующим войсками. Он медлил и не решался, Конвент же действовал. Была создана комиссия обороны, которая объявила Коммуну и группу Робеспьера вне закона. Национальных гвардейцев (войска Коммуны), стоявших на площади у Ратуши, уговаривали разойтись и, т.к. ими никто фактически не командовал, они разошлись.

В 2 часа ночи заговорщики двинули войска к мэрии, жандармы ворвались в здание, где заседала Коммуна. Расправа началась сразу. Выстрелом раздробили челюсть М. Робеспьеру. Огюстен Робеспьер выбросился из окна, но остался жив. Леба застрелился. Раненного Робеспьера перенесли в Конвент, где враги всячески издевались над ним в его последнюю ночь. Утром 10 термидора их всех, 22 человека мертвых и живых, гильотинировали. 11 термидора гильотинировали 70 членов Коммуны Парижа. Власть захватила прослойка буржуазии, получившая богатство во время революции. Началась буржуазная контрреволюция. Со взлетом революции было покончено.

Несмотря на различие интересов и разнородность социальных стремлений якобинского блока, влияние низов города и деревни - санкюлотов, секций Коммуны на политику якобинцев было так значительно, что именно во время якобинской диктатуры были окончательно разорваны феодальные путы.

Заключение

Революция привела к краху и утверждению во Франции нового, более "демократичного и прогрессивного" общества. Однако говоря о достигнутых целях и жертвах революции, многие историки склоняются к выводу, что те же цели могли быть достигнуты и без такого огромного количества жертв.

Революция привела к огромным жертвам. По оценкам, с 1789 по 1815 гг. только от революционного террора во Франции погибло до 2 млн. гражданских лиц, и ещё в войнах погибло до 2 млн. солдат и офицеров. Таким образом, только в революционных битвах и войнах погибло 7,5 % населения Франции.

В то же время ряд авторов указывает, что революция принесла народу Франции освобождение от тяжёлого гнёта, чего невозможно было достичь иным путем. "Сбалансированный" взгляд на революцию рассматривает её как большую трагедию в истории Франции, но вместе с тем неизбежную, вытекавшую из остроты классовых противоречий и накопившихся экономических и политических проблем.

Большинство историков полагает, что Великая французская революция имела огромное международное значение, способствовала распространению прогрессивных идей во всём мире, оказала влияние на серию революций в Латинской Америке, в результате которых последняя освободилась от колониальной зависимости, и на ряд других событий первой половины XIX в.

Исходя из первой главы, мы видим, огромнейшую массу замученного населения, страдающего под гнетом непомерных налогов, самоуправства власти и сеньоров. И, конечно же, логично предположить, что слишком долго такое продолжаться не может. Своим управлением, король и французская аристократия породили эффект "разъяренной толпы", когда люди просто не смогли более терпеть издевательства налоговой системы и узурпаторство власти теми людьми, которых не интересовало ничего, кроме лично себя.

Во второй главе мы рассматриваем дальнейшее развитие зачатков народного восстания и перерастание его в революцию. Королевская власть продолжала терять доверие в глазах народа, духовенства, дворянства и буржуазии, утверждалась мысль, что власть короля является узурпацией по отношению к правам сословий и корпораций или по отношению к правам народа Правительство попыталось успокоить разгневанное население принятием сначала Декларации, а затем и Конституций. Но это еже не могло не успокоить народ, на фоне всех принятых законопроектов и актов, проигрыш в войне, попытки бегства короля и появление множества различных партий только угнетали обстановку.

Третья глава посвящена якобинцам, якобинскому террору и оппозиции, выступавшей против. Якобинцы проделали большую работу для населения, но сосредоточив власть в своих руках, не смогли верно ее использовать и потерпели поражение в борьбе за главенство в государстве.

Историческое величие настоящих якобинцев, якобинцев 1793 года, состояло в том, что они были "якобинцы с народом", с революционным большинством народа, с революционными передовыми классами своего времени. Якобинцы выполнили свою историческую миссию: они помогли проложить путь капитализму, хотя и стремились к целям более высоким, к всеобщему благоденствию всего народа. Якобинское движение во многом расширило права народа, убрало значительные перегибы между прослойками общества, сократило разрыв между малоимущей частью населения и верхами общества.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.